Материалистические мыслители говорят нам, что жизнь — это всего лишь выражение неодушевленной материи. Означает ли это, что сама жизнь по сути является неодушевленной?
Конечно, было бы лучше осознать, что «неодушевленная» материя оказалась намного более живой, чем люди до сих пор предполагали, обладая удивительной способностью проявлять жизнь.
Если верно, что жизнь зарождается в неодушевленной материи, тогда что такое материя, которая может породить жизнь?
Ибо должно быть ясно, что появление жизни не может означать ее сотворение из ничего. Металлический стержень, который становится намагниченным, не создает магнетизма; он просто приобретает это или проявляет качество, которое уже было в нем скрыто. Расщепленный атом не создает энергии; он просто освобождает его. Как же тогда можно сказать, что материя создает жизнь? Очевидно, все, что она может делать, — это проявлять жизнь.
Если все явления взаимосвязаны, их вполне можно интерпретировать в терминах друг друга. Если пар представляет собой парообразную воду, то вода также является конденсированным паром. Если жизнь и материя действительно являются аспектами одной реальности, тогда материя должна быть такой же живой, как сама жизнь материальна. Отмахиваться от жизни как от простого материала значило бы игнорировать видимые свидетельства огромных потенциалов, которые эта якобы «инертная» материя держит в своем сердце.
«Что ж, хорошо, — можно согласиться, — жизнь не просто материальна; материя не просто инертна. Но эти признания не заставляют нас отказываться от материалистической позиции. Все, что нам нужно, — это думать о жизни как о чем-то подобном организованной энергии — да, просто энергии!»
Правда, это кажется возможным — даже с нематериалистической точки зрения. Интересно, что в Индии слова для обозначения жизни и энергии одинаковы: прана. В конце концов, а почему бы и нет? В просторечии, когда мы говорим: «Сегодня я чувствую себя чудесно живым!» мы просто имеем в виду, что чувствуем себя необычайно энергичными. Когда человек после длительной болезни или периода депрессии говорит нам, что он «вернулся к жизни», восстанавливается его нормальный энергетический уровень, а не его существование. Конечно, кажется достаточно логичным рассматривать саму жизнь с точки зрения организованной энергии.
Но просто ли энергии? А теперь давайте опустим это слово «просто». Ибо энергия тоже должна быть возвышена своим уравновешиванием с жизнью, как и материя.
Подумайте, какую бесконечную гибкость обрела жизнь — будь то материя или энергия! Птицы с перьями, парящие в лучах солнечного света, гордые своей красотой; бобры, прирожденные инженеры, строят могучие плотины; пчелы покачивающиеся в определенных комбинациях в ульях, сообщая своим товарищам сложные сигналы о том, где растут цветы; мошки танцуют в унисон в вереницах летнего воздуха; и человек, ненасытно изобретательный, формирующий бесконечные облака-фантазии в твердые формы — «Для чего?» можно спросить, а как же все-таки чудесно!
Подумайте прежде всего о величайшем чуде: сознании, этой чудесной тайне, столь же близкой мне, как и я сам, столь же далекой от меня, как мои самые далекие сны, единственном явлении, реальность которого я не могу подвергнуть сомнению без демонстрации его существования самим вопрошанием. Жизнь может быть разновидностью организованной энергии, но в этом случае это энергия, конечно, не в слепом, механистическом смысле.
Что такое сознание? Как оно впервые появилось на сцене? Как развивался интеллект? Наш материалист утверждает, что мышление — это «просто (опять же это слово!) манипулирование следами памяти в мозгу». Правильно? Почему нет? Но разве в этом вся история? Мышление — то же самое, что и сознание? Нельзя не спросить: а кто оператор? Кто манипулирует?
Некоторые люди утверждают, что, когда мысли прекращаются, например, во время глубокого сна, человек теряет сознание. Но если это правда, то почему обычно после пробуждения человек знает, насколько хорошо он спал? Почему, опять же, чувствуя дискомфорт во сне, он меняет положение? Или, если слишком тепло, он, даже не проснувшись, сбрасывает причиняющие неудобства одеяла? И как он узнает, что достаточно отдохнул, чтобы вернуться в состояние бодрствования?
Действительно, в наши дни хорошо известно, что наш так называемый «сознательный» разум представляет только поверхность нашего сознания. Океан осознания беззвучно вздымается внутри нас. Противоречивые потоки желаний, эмоций и импульсов, о которых мы можем внешне не подозревать, все же могут держать нас в состоянии напряжения и смятения. Было бы ошибкой (однако, часто совершаемой) говорить об этой обширной подсознательной сфере как о «бессознательном». Может показаться, что шум поступающих ощущений отвергает более тонкие мотивы и чувства, но они тем не менее тихо прячутся в глубине нашего разума, и только наше сознание дает им реальность.
Мысль — это акт сознания. Сказать, наоборот, что мышление создает сознание, является таким же небрежным объяснением, как если бы сказать, что расщепление атома создает энергию или что материя в определенных комбинациях создает жизнь. Разве не самоочевидно, что для того, чтобы думать, нужна осознанность? Зрение было бы невозможно без силы видеть. Как могли мысли возникать без силы — то есть сознания — думать о них?
«Запрограммированным» мозг действительно может быть, как утверждают ученые. Мышление вполне может быть «манипуляцией со следами памяти в мозгу». Но весь процесс попахивает чем-то далеким от автоматического. Какая-то цензура, очевидно, существует. Два человека в одной и той же среде будут наблюдать его по-разному и будут наблюдать в нем разные вещи. Было обнаружено, что однояйцевые близнецы, воспитываемые с младенчества в разной среде, более похожи по своим интересам, чем разнояйцевые близнецы, воспитанные в одних и тех же домах. [Ссылка: Научный дайджест. Декабрь 1964 года, «Наследственность против окружающей среды — неожиданный новый ответ» доктора и миссис Джулис Каплан. Основываясь на исследовании, проведенном с сорока четырьмя монозиготными близнецами (идентичными, из одного яйца), которые воспитывались отдельно от младенчества, в этой статье сообщается: «Однояйцевые близнецы, которые редко или никогда раньше не встречались, имели гораздо больше одинакового в личности, интеллекте, отношениях и манерах, чем разнояйцевые близнецы из отдельных яиц, выросших в одном доме».]
Экологическое программирование, очевидно, — это только часть истории. Есть кто-то, кто выбирает из поступающей информации то, что будет иметь особое значение для него.
Что же тогда, если наши мыслительные процессы действительно имеют свои механические аспекты? Мозг должен как-то функционировать. Жизнь нуждается в теле для физического проявления, а тело должно подчиняться механическим принципам, чтобы вообще функционировать в этом мире. Почему иначе должно быть с умом?
Но кто, скажите, оператор? Кто управляет? Наверняка кто-то или что-то, кажется, стоит за штурвалом. «Я, следовательно, я думаю» было бы более верным изречением, чем высказывание Декарта: «Я думаю, следовательно, я существую».
Никто не знает, до какой степени может быть развит сознательный интеллект. И наоборот, никто не знает, из каких первозданных начал он возник. Мельчайшие организмы действуют так, как если бы они были движимы преднамеренной целью, какой бы ограниченной она ни была, сколь бы слепой и неразумной она ни была. Как отметил Джордж Гейлорд Симпсон: «Я знаю, что многие изучающие этот предмет отрицают, что любые животные ниже человека или, конечно, действительно низшие типы, «осознают» или «воспринимают» что-либо вообще … [тем не менее] все животные действуют, как если бы у них было осознание и восприятие — даже у амебы». [Ссылка: Научный дайджест. Декабрь 1964 г., «Наследственность против окружающей среды — новый неожиданный ответ», Джордж Гейлорд Симпсон, стр. 258]
И доктор Кеннет Уокер в своей книге «Диагноз человека» указывал:
Мне как хирургу иногда приходится отрезать мочеточник (узкий канал, соединяющий мочевой пузырь с почкой) и имплантировать его в другую часть мочевого пузыря. Когда моя работа завершена, мне становится стыдно за ее грубость. По сравнению с работой, которую выполняет водопроводчик, моё соединение некачественно и неуклюже. Тем не менее, когда я исследую его год спустя, я с трудом могу сказать, какое соединение является сочленением природы, а какое — моим. Какой-то разум в теле пациента исправил мои ошибки, отсекая лишние ткани здесь, добавляя новые ткани там, пока не было достигнуто совершенство. Разве этот разум существует только в мозгу? Нет, потому что, если я отделю все нервы, идущие от мозга к этому месту, работа будет выполняться так же хорошо. [Сноска: Доктор Кеннет Уокер, Диагноз человека (Джонатан Кейп, Лондон, 1948), стр.104. Доктор Уокер говорит здесь об «интеллекте». Но очевидно, что он использует это слово не в обычном смысле рациональной способности. Следует отметить, что этому «разуму» требуется год, чтобы завершить свою работу, в отличие от работы врача в несколько минут. Здесь нет нужды проводить нелестное сравнение с человеческим интеллектом, как бы то ни было, если не считать окончательного совершенства, в котором участвовал и врач.]
Очевидно, что сознание существует на гораздо более низких уровнях, чем любой, который мы считаем разумным. По крайней мере, если судить по поведению, появление сознания может показаться совпадением с явлением жизни. И даже на этом история не заканчивается. Ибо ограничивается ли существование физическими проявлениями? Нисколько. Жизнь не возникает из ничего. Как сознание может это сделать?
Как выразился Бергсон: «Весьма вероятно, что сознание, изначально присущее всему живому, дремлет там, где больше нет спонтанного движения, и пробуждается, когда жизнь стремится к свободной деятельности». Если бы кто-то проследил процесс в обратном направлении к его истокам, он бы столкнулся только с более тусклыми и тусклыми состояниями осознания, но никогда, по-видимому, с полным неосознаванием — даже если бы объект мог бесконечно сокращаться, никогда не становясь ничем.
Мы привыкли мыслить линейно. По прямой линии все, что движется, идет от чего-то к чему-то другому; до тех пор, пока оно продолжает развиваться, оно никогда не сможет вернуться ни к какой точке, которая была оставлена позади. Однако в современной науке само пространство обычно рассматривается как сферическое. В каком бы направлении ни двигались, в конце концов он оказывается там, где начал. Скажем, скорее, на сфере не может быть и речи ни о начале, ни о конце.
С философской точки зрения, эта современная концепция иллюстрирует учение о том, что ничто не может быть воплощено в жизнь, что уже не существует в той или иной форме. По словам индийского священного писания: «То, чего нет, никогда не будет; то, что есть, никогда не перестанет быть». [Сноска: Бхагавад Гита, II: 16]
Сознание как простой факт или условие осознания вовсе не обязано выражать себя, чтобы существовать. Существование предшествует выражению. В самом деле, вполне может быть обнаружено, что сознание скрыто во всей материи или, как некоторые формы энергии, существует даже там, где материи не существует.
В любом случае сосуществование материи и сознания — это факт. И возникает интересная проблема: как можно приравнять две такие очевидные противоположности? Они должны быть аспектами одной и той же реальности, но как так? Что это за реальность?
Давайте подойдем к этой проблеме с внутренним противоречием, рассмотрев сначала более общее отождествление: материю и энергию. Как может твердая материя быть одним и тем же элементом энергии, не говоря уже о сознании? Ответ таков: потому что материя на самом деле не тверда; по сути, это энергия.
Обратное, однако, неверно: энергия не состоит из ультратонких частиц твердого вещества.
Поэтому, по крайней мере, чрезвычайно вероятно, что из этих двух энергия является более основной и первичной «субстанцией», из которой происходит материя.
Таким образом, материя, хотя и достаточно реальная на своем собственном уровне реальности, в конечном итоге может казаться реальной только как проявление более тонких реальностей. Материя проявляет жизнь, правда, но в более общем плане (если у жизни и энергии есть что-то общее) все же может показаться, что жизнь проявляет материю.
Определенные физические комбинации делают возможными физические проявления жизни, как поверхность пруда дает видимые свидетельства невидимых движений ветра. Тем не менее, с нашей нынешней точки зрения, материя сама по себе является той жизнью, даже если рябь воды на самом деле состоит из тех газов (водорода и кислорода), которые дуют на нее с ветром.
Этот аргумент становится непреодолимым, когда мы рассматриваем сознание. Ибо материя может быть приравнена к сознанию, только если материя по своей сути сознательна. Было бы нечестно утверждать, что сознание бессознательно. Если материя может проявлять сознание, это может быть только потому, что существенная субстанция материи ЯВЛЯЕТСЯ сознанием.
Ряд выдающихся ученых предположили, что сознание вполне могло быть основной субстанцией материи. Сэр Джеймс Джинс, описывая последствия, присущие немеханической вселенной, заметил:
Старый дуализм разума и материи … кажется, вероятно, исчезнет не из-за того, что материя станет каким-либо образом более призрачной или нематериальной, чем прежде, или из-за того, что разум станет функцией работы материи, а через растворение субстанциальной материи в создание и проявление разума. [Сноска: Джеймс Джинс, Таинственная вселенная (E.P. Dutton & Со., Inc., Нью-Йорк, 1958), с. 181]
И в том же духе сэр Артур Эддингтон писал:
Я считаю, что недавние открытия науки действительно ведут нас к вершине, с которой мы можем заглянуть в глубокие воды философии; и, если я опрометчиво окунаюсь в них, то не потому, что уверен в своих способностях плавать, а чтобы попытаться показать, что вода действительно глубокая. Грубо говоря, материя мира — это вещество разума.
Когда кто-то думает об этом, настаивать на механистической интерпретации всего как единственно верного — например, сказать, что живые люди являются всего лишь машинами, потому что их тела и мозг функционируют несколько механически, — еще более странно, чем противоположное суеверие дикарей, приписывающих каждому камню живую личность. В конце концов, мы знаем, что мы живы, что мы осознаем. В конечном счете, мы можем судить о мире только с точки зрения нашего осознания. Представить себе, что скалы имеют человеческий характер, — очень естественная ошибка. Но пытаться убедить себя в том, что мы похожи на скалы в их неизменной безжизненности и неосознанности, — это совершенно неестественное предположение. Шутка в том, что для того, чтобы вообще сделать такое предположение, требуется акт разума, не похожего на разум скал.
Похоже, что в нашем западном подходе к реальности мы недооценили сознание. Совершенно нормально говорить о механизмах, статистике движения и измерений, но глупо быть настолько загипнотизированным статистикой, что кто-то воображает её, а не сущность, которую она описывает, как реальность.
Статистика — это просто символы — удобные рациональные категории, делающие возможными определенные уровни мышления. Однако, как и при любом категориальном мышлении, легко прийти к выводу, что описываемые объекты являются символами их статистики, а не наоборот.
Таким образом, лошадь, которая может бежать двадцать пять миль в час, может считаться символом скорости — это тоже разумная идея, если рассматривать только абстрактную скорость. Но помимо бега лошадь занимается еще и многими другими вещами. И даже совокупность того, что она делает, не расскажет всей истории о том, чем она является, и, то, чем она является, не расскажет то, что она может делать в новых ситуациях.
Очень хорошо видеть жизнь с точки зрения механистических принципов. Очень разумно указать на лежащее в основе сходство всего сущего, живого и инертного. Но когда делается попытка объяснить все вещи целиком в терминах инертных механизмов, недостатки этого категоричного подхода становятся совершенно очевидными.
Глупому человеку невозможно подражать тонким физическим признакам острого ума: ясным, внимательным глазам, твердой улыбке, инстинктивно позитивным жестам руки и головы, и это лишь некоторые из общих признаков. Точно так же нельзя не задаться вопросом, как, если за вселенной нет разума, ей удалось проявить так много признаков могущественного разума.
«Только Бог может создать дерево». Очевидно, Он не делал это лично и специально, как плотник делает стол. Само дерево также не является своего рода гением, который в силу своей сообразительности может делать то, что ни один человек не мог повторить. Однако, похоже, определенно действует какой-то разум, своего рода общее сознание, частичным выражением которого мы тоже являемся.
Низшие формы жизни, будучи менее осведомленными, требуют больше времени для решения своих проблем и решения их в той или иной степени совершенства или несовершенства. Однако какой бы ни была скорость, знаки есть, и мы сами демонстрируем, по крайней мере, подсознательно, наше признание этого факта, поручив работу по дублированию процессов природы блестящим ученым.
В самом деле, если в Природе нет разума, почему мы, люди, всем своим разумом продолжаем смотреть на Природу, чтобы узнать, как мы должны действовать?
Кто, кроме слепого или совершенно бесчувственного человека, мог списать чудеса Вселенной как чисто «бессмысленные» и «случайные»? Требовались ли все это миллиарды лет, или воображаемые шесть дней из Книги Бытия — какая существенная разница, на самом деле, в вечности, где время вообще не играет роли? То, что жизнь и эволюция произошли, что они должны были произойти каким-то образом или где-то – не важно сколько на это потребовалось времени, это решающий момент.
В самом деле, как изумителен даже тот простой факт, что молоко из материнской груди.
Как чудесно, как красное дерево компенсирует потерю некоторых своих корней. Задумайтесь на мгновение об этом маленьком чуде природы. Поскольку с потерей этих корней дерево начинает наклоняться, оно ищет новую опору, сооружая опору. Это делается путем изменения рисунка колец. Со стороны опоры начинают появляться более широкие кольца; на противоположной стороне новообразованные кольца очень мелкие. Древесина на стороне опоры отличается от обычной древесины красного дерева; это известно как «сжатая» древесина. Чтобы считать этот сложный процесс чисто механическим, требуется акт веры, поистине, возможно, такой же большой, к которой призывают церкви!
Рассмотрим простую, но жизненно важную естественную проблему: как защитить новорожденного ребенка от кровотечения при перерезании пуповины? В пуповине есть специальное желе, которое расширяется, как только пуповина подвергается воздействию воздуха; поток крови в пуповине автоматически прекращается. Возможно ли, что в этом жизненно важном процессе нет смысла?
Как чудесны условия, которые дает жизнь для бесчисленных этапов своего развития!
Возможно даже, что когда-нибудь ученые обнаружат, что сознание, в конце концов, является одним из факторов, влияющих на генную мутацию. В настоящее время эту возможность вообще высмеивают. Но не всеми учеными. Сэр Артур Томсон, известный писатель-ученый, заявил:
Не может быть возврата к старой вере в передачу любого и каждого индивидуально приобретенного характера, но вполне вероятно, что постепенно мы обнаружим, что индивидуальный опыт имеет значение в эволюции. [Сноска: Сэр Дж. Артур Томсон, Загадки науки, отредактированный Бернардом Джаффе (премьера Букс, Нью-Йорк, 1961), paparback, p. 217]
И почему бы нет? Доказано, что мысли могут влиять на химию тела. Почему бы и нет — хотя бы в некоторой степени и изредка — химии генов?
Как еще объяснить странно сложное явление инстинкта у насекомых? Конечно, это выглядит так, как будто опыт в какой-то момент эволюции породил сложные модели поведения, которым насекомое следует инстинктивно, часто без возможности научиться им у кого-либо из своих живых собратьев.
Яйцо осы, например, закапывает мать в подземном ходу вместе с парализованной гусеницей, которой личинка может питаться, когда выходит из яйца. Мать умирает до того, как вылупляется ее потомство. Она никогда не видит результата своей работы. Ее потомство, в свою очередь, никогда не узнает, как им следует обращаться со своими яйцами. Откуда следующие осы-матери знают, что им нужно делать, чтобы продолжить свою линию?
Как, опять же, одной лишь механической генетикой, можно разгадать еще одну загадку — очевидное противоречие закону менделевской наследственности? Это трюизм, наблюдаемый в каждой стране, что люди духовной, чувствительной или очень творческой натуры обычно не столь активны в сексуальном плане, чем люди с грубыми физическими наклонностями. Очевидно, это не вопрос обычаев, а просто того, как устроен человек: энергия не может быть направлена ни в одном направлении, выше или ниже, не отвлекая ее, по крайней мере, до некоторой степени от другого.
Действительно, многие из величайших гениев мира вообще никогда не были женаты; их работа полностью поглотила их время и энергию. [Сноска: Среди великих людей Запада на ум приходят многочисленные имена: Бетховен, Брамс, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Ньютон, Галилей, Паскаль, Кант, Шопенгауэр, Ницше — и это лишь некоторые из многих.]
Совершенно очевидно, что вероятность того, что у людей с сильным чувственным влечением появится больше потомков, очень велика. И все же, если честно, нельзя сказать, что чувствительность и творчество человечества находятся в упадке. Многие из величайших успехов цивилизации были совершены только в последние десятилетия.
Если физике пришлось расширить свои взгляды от чистых механизмов до все более тонких энергий, тогда биология, несомненно, придет со временем, чтобы расширить свои собственные взгляды от механики до сознания — сознания, не как чужеродное навязывание физических реальностей, а как часть вместе с ними — некой большей реальности.