Прогрессивна ли эволюция? Ортодоксальные биологи утверждают, что это не так. Действительно, с учетом предлагаемых ими критериев прогресс любого рода на самом деле не является проблемой. Любой очевидный «подъем» так же легко может быть связан с относительным «падением» в другом месте.
Наука, однако, различает одно универсальное движение: расширение всей вселенной по отношению к самой себе. Этим фактом мы создаем основу для нового взгляда на естественный отбор, в котором прогресс — а иногда и его противоположность, регресс — можно наблюдать во всей эволюционной схеме.
Никто не может предвидеть, будут ли эти современные рассуждения (о проблемах жизни и материи) когда-либо сгущаться в социальную или религиозную систему. Однако примечательно то, что они напоминают один из определенных аспектов Брахманских Упанишад.
Умброув, из Симфонии Земли
Мы приближаемся к важному вопросу: прогрессивна ли эволюция? Это имеет смысл? Или она просто разнообразна?
Биологи, конечно, отвергают идею прогресса. Как они могли поддержать такое мнение, если для них все происходящее происходит случайно? Это бессмысленное мировоззрение, пожалуй, лучше всего выразил Джеймс Ф. Кроу в статье в Scientific American (сентябрьский выпуск 1959 года). Риторически Кроу спросил: «Изменился ли человек в развитии своего мозга больше, чем слон, вырастив хобот?»
Обычному человеку этот вопрос покажется абсурдным. Но не для ортодоксального биолога; его ответ, по сути, был бы таким: «У нас нет оснований говорить, что человек изменился больше». Как выразился Симпсон: «Эволюция не обязательно сопровождается прогрессом, и не кажется, что она действительно характеризуется прогрессом как существенной чертой». [Сноска: Значение эволюции, стр. 261]
Ключ к разгадке этой аргументации заключается в том, что ученые стараются не навязывать свои человеческие ценности Вселенной. Такая осторожность необходима. Однако не менее сознательно это следует применять и в другом направлении. Поскольку было бы ошибкой быть категоричным в утверждении, как это делали многие, о том, что вселенная полностью лишена ценностей. Как они узнали? Для такого утверждения нет большего оправдания, чем настаивание средневековых мыслителей на том, что вся вселенная подчиняется их системе догм.
Что действительно известно о более тонком устройстве материи? Может даже оказаться, что у определенных человеческих ценностей есть аналоги в других местах в природе. Мы видели веские основания утверждать, что человек является неотъемлемой частью природы, что его интеллект никоим образом не отделяет его, кроме степени, от других природных явлений. Его ценностное восприятие тоже следует рассматривать как естественное явление.
Биологи были слишком заняты простой статистикой выживания. Конечно, выживание — это основной статистический фактор в эволюционном механизме. В скачках интерес игроков заключается в том, насколько быстро лошади будут бежать. В гонке за выживание, точно так же, как в гонке по обучению, все, что имеет значение, — это кто победит. Прогресс здесь не будет серьезно рассматриваться, за исключением более или менее бессмысленного значения, в котором виды в своей борьбе за существование, могут вырасти, или стать более проворными, или более пятнистыми, или более разумными.
В самом факте выживания нет ничего прогрессивного. Каким бы большим или умным ни стал вид, если главное — не вымереть, нужно признать, что эти изменения сами по себе не имеют значения. Простой факт существования для человека не более реален, чем для амебы.
Даже если чье-то представление о выживании расширилось и включило талант к выживанию как критерий прогресса, следует признать, что устрица столь же талантлива в своей собственной среде, как и человек в своей. Все зависит от того, где вы живете и с какими проблемами вам предстоит столкнуться. Если бы человек был внезапно вынужден жить под водой, он эволюционно не мог бы сравниться с устрицей.
Сложность заключается в том, что эта вселенная бесконечно непостоянна. Неудивительно, что так много людей считают это бессмысленным! Буквально говоря, это именно то, что есть; нигде нет фиксированных ориентиров. Все должно каким-то образом продвигаться по зыбким пескам изменчивости. Шаг вперед может сдвинуть песок так, как чей-то шаг назад. В самом деле, в абсолютном смысле направление движения вообще невозможно определить. Это тот случай, когда действительно не знаешь, когда кто-то приходит или уходит.
С точки зрения способности жизни к выживанию, нельзя однозначно сказать, было ли доминирование вида результатом его собственной внутренней жизнеспособности (что было бы показателем прогресса), или потому, что некоторые конкурирующие виды начали терять свою жизнеспособность (что может указывать на общее снижение). При изменчивости движение нельзя назвать абсолютным.
Вообще говоря, однако, существует один вид «абсолютного» движения — если Вселенная в целом берется по отношению к самой себе:
Сказать, что Вселенная движется в том или ином направлении, было бы невозможно. Однако ученые согласны с тем, что по отношению к самой себе Вселенная расширяется. Скорость этого движения не может быть определена абсолютно, но направление движения, по крайней мере, было установлено как всенаправленное расширение наружу.
И то же самое верно для любой системы. Совершенно невозможно определить, движется ли она по отношению к другим объектам вперед или назад, влево или вправо. Но расширяется она или сужается по отношению к самому себе — это, несмотря на все другие взаимосвязи, может быть определенно установлено не как изменение размера (что было бы относительным соображением), а как расширение изнутри наружу или сужение внутрь.
Озабоченность выживанием привела к тому, что биологи не думали ни о чем, кроме объективных изменений — становится ли зуб больше, коготь острее или ствол длиннее. С этой точки зрения осмысленность никогда не могла быть установлена. Однако с точки зрения самих видов, самих организмов может оказаться, что действительно можно проследить значимое развитие.
С этой точки зрения, в конце концов, имеет значение то, что жизнь непрерывно расширялась (цитируя Симпсона), «заполняя все доступное пространство в пригодной для жизни среде». Это указывает на расширяющуюся жизнеспособность самой жизни, экспериментальную изюминку, которую никоим образом нельзя отбросить как «просто относительную». [Значение эволюции, стр. 243]
Ах, можно спросить, но действительно ли это расширение имеет значение для нас, людей, с нашей склонностью к моральным ценностям? Здесь мы подошли к сути дела.
Ибо в этом контексте системы также должны рассматриваться по отношению к самим себе. Возникает вопрос: имело ли какое-либо значение развитие для самих организмов?
«Антропоморфизм!» Теперь обвинение становится неизбежным. Однако научная объективность иногда может доходить до мимолетной отдачи. Конечно, нужно быть беспристрастным в любом поиске понимания и не проецировать свои личные склонности на предметы, где эти наклонности не являются сутевыми. Однако делать априорное предположение, что только он или даже только человечество может иметь какие-либо личные наклонности, было бы слишком далеко от объективности.
Конечно, было бы ошибкой полагать, что, если мы с вами любим мороженое, оно должно понравиться и всем в мире. Но, если мы говорим это только потому, что нам нравится мороженое или что-то еще в этом духе, наша симпатия не является гарантией того, что другим нравится что-либо вообще, наша «объективность» будет доведена до саморазрушительных крайностей.
Определенные уровни самопонимания делают возможным исключительное понимание других людей, которое мы когда-либо получаем. Именно по нашей любви к мороженому мы можем понять, что их мотивирует, когда они изо всех сил пытаются приобрести что-то другое, даже когда их симпатии или антипатии сильно отличаются от наших.
Кажется разумным предположить, что то же самое верно и для жизни в целом. Тот факт, что мы с вами любим гулять, не дает нам оснований предполагать, что улитки ворчат из-за того, что они безногие, но это может помочь нам понять их потребность в движении. Другими словами, есть уровни, на которых мы, они и, возможно, все другие существа связаны общей связью.
Жизнью, например, и желанием увековечить свою жизнь.
Один из основных фактов существования — борьба за выживание. Живые организмы ведут непрекращающуюся битву за еду и за то, чтобы их не съели. Почему? Почему это непреодолимое желание остаться в живых? Разве это только механистический характер — своего рода инерция, которая, будучи однажды приведенной в движение, должна продолжаться до тех пор, пока не будет принудительно остановлена? Но даже если это так, то, что мы находим здесь, не просто механическое действие закона Ньютона, а скорее иллюстрирует связь между физической механикой и некоторым высшим принципом. Ведь очевидно, что в самом организме есть какая-то воля к сохранению своего существования.
Снова вопрос: почему?
Несомненно, причина в том, что существование животного в некотором роде имеет смысл или полезно для него самого. Мы используем эти слова «значимый» и «полезный» в широком смысле из-за отсутствия лучших выражений. Но, если идет борьба за выживание, это может быть только для того, чтобы увековечить существование как сознательный опыт, а не как бессмысленный факт.
Таким образом, сознательный опыт, а не выживание, является ключом к прогрессивной эволюции. Само по себе выживание просто сохранит статус-кво; это статичное соображение. Однако воля к опыту обширна; она обозначает целенаправленное побуждение, каким бы расплывчатым или ненаправленным оно ни было. Животные не успокаиваются на простом продолжении жизненного опыта путем выживания; кажется очевидным, что они также делают все возможное, чтобы расширить этот опыт.
То, что воля к опыту является активной силой на каждом уровне жизни, можно увидеть из того факта, что живые организмы делают гораздо больше, чем просто борются за выживание.
Почему обезьяна откусывает один фрукт, а затем выбрасывает совершенно полезный остаток и тянется к другому фрукту? Просто чтобы выжить? Первый плод идеально подошел бы для его выживания. Единственное объяснение, которое имеет смысл, состоит в том, что обезьяна хотела получить опыт и попробовать что-то еще.
Почему древняя рыба с рудиментарными ногами совершала вылазки на берег? Только потому, что её безногие сородичи не разрешали ей есть в воде «с порядочными людьми»? Скорее всего, авантюрная рыба была побуждена некоторой долей любопытства — может быть, туманного, но непосредственного. Она могла есть там, где обычно жила, но хотела узнать, какой вкус у еды в другом месте. Ведь, если единственной целью существования рыбы было достаточное количество пищи для выживания, то многим, в остальном, энергичным рыбам вообще не нужно было двигаться.
Почему в далекие времена примитивное наземное животное с рудиментарными крыльями пыталось использовать эти придатки для полета? Только для того, чтобы убежать от какого-нибудь хищника или, может быть, чтобы добыть пищу, до которой он не смог бы добраться иначе? Возможно. Но вполне возможно, что, судя по поведению, которое мы наблюдаем в жизни вокруг нас, он наслаждался ощущением, когда ветер немного снимал тяжесть с его ног. В процессе размножения он был бы склонен к спариванию с другими столь же жизнерадостными душами. Таким образом, можно предположить, что начался процесс естественного отбора, который в конечном итоге привел к возникновению птичьего царства.
А почему курица дорогу переходит? Задайте эту загадку любому ребенку, и вы получите ответ: «Потому что она хочет перейти на другую сторону!»
Наблюдая за животными в их естественной среде обитания, становится очевидным, что многие из их движений обусловлены их абсолютным восторгом от возможности бегать, прыгать, летать и даже дразнить друг друга.
И вот еще одна эволюционная загадка: как объяснить, кроме как стремлением к большему осознанию, парадокс размера человеческого мозга?
Этот вопрос долгое время был загадкой для биологов. Только с точки зрения конкуренции и выживания очень небольшого увеличения интеллекта по сравнению с другими животными было бы вполне достаточно, чтобы человечество оставалось живым и бродило по равнинам. Однако мозг человека по сравнению с размером его тела примерно в три раза больше, чем у следующего по интеллектуальному уровню развития наземного животного. Почему?
Несомненно, это стремление человека к опыту, а не просто к выживанию, так радикально отличает его в этом важном отношении.
Сам Симпсон указывает, что борьба за выживание отнюдь не единственный фактор, действующий в эволюции. По мнению Симпсона, этот процесс скорее представляет собой процесс постепенной адаптации к окружающей среде, в которой борьба за выживание играет только одну роль, хотя и важную.
Но вопрос даже не только в адаптации. Вода покорно примет форму своего бассейна. Живые организмы не соглашаются с этим. Животное вылезало из своего бассейна, с едой или без еды, с комфортом или без комфорта, чтобы увидеть, что находится по ту сторону близлежащего холма.
Ясно, что эволюция представляет собой нечто большее, чем просто изменение. С точки зрения самого глубокого и инстинктивного стремления жизни есть тенденция к все более обширному и динамичному осознанию.
Рыбоподобное существо с короткими ногами, которое выходит на сушу, не только начинает новую эволюционную тенденцию в сторону легких и ног; в нем также уделяется особое внимание любопытству. Более того, его любопытство и любопытство его товарищей по приключениям, с которыми он смешивается, имеют тенденцию к развитию вида, у которого любопытство и способность удовлетворять это любопытство будут чуть более выраженными.
Недавно обнаруженный леопард, используя свои пятна с максимальной пользой, не только учится быть хитрым. Это также направляет эволюцию в сторону большей хитрости и, в конечном итоге, в сторону большего интеллекта. С эволюционной точки зрения успешными леопардами будут те, которые наиболее творчески используют свои природные особенности пятнистости.
В более простых формах жизни, по мере развития способностей видеть, слышать и чувствовать, эволюционная премия снова осознается.
Можно с уверенностью сказать, что у низших животных эта тенденция проявляется лишь смутно, помимо простого желания продолжать жить. Эволюция на этих уровнях менее четко мотивирована, потому что жизнь на этих уровнях еще не полностью осознана. Однако у высших животных мотивация проясняется как желание не просто продолжения жизни, но расширения осознания и, в расширении, наслаждения жизнью.
В человечестве эволюция больше не требует новых форм жизни, через которые продолжается стремление к расширению жизни. Ибо человек в его нынешней форме способен к обширному расширению осознания: от почти животной тупости до высших уровней гения — более того, до высших духовных достижений, таких как достижения Будды или Иисуса Христа.
Чем больше расширяется сознание человека, тем больше он начинает рассматривать наслаждение как абстракцию и, следовательно, не ограниченную вещами или конкретными переживаниями: скорее, как нечто, чего можно достичь ради самого себя.
Человек на самом низком уровне человеческой эволюции, то есть личность, чье осознание смутно и ограничено его собственными интересами, приравнивает удовлетворение к чувственным удовольствиям. Однако на более высоких уровнях человеческой эволюции, с появлением более острого и расширенного осознания, в человеческой природе естественным образом возникает более тонкое понимание удовлетворения: менее чувственное и более ментальное и духовное.
Абстрактные мысли на более высоких уровнях человеческой эволюции могут приносить огромное удовлетворение, равно как и вдохновение и неосязаемые чувства, такие как покой, счастье и бескорыстная любовь. Высокие чувства ценятся намного приятнее, чем хорошая еда. Обширное понимание природы реальности, высоких идеалов и духовной веры становятся вещами, ради которых утонченные люди отказались бы от любого удовольствия, даже ради принесения в жертву своей собственной жизни. Чем больше утонченность человеческого осознания, тем яснее он осознает стремление к наслаждению как поиск внутренней, божественной радости.
Таким образом, основное человеческое стремление к счастью заслуживает того, чтобы его признать краеугольным камнем высочайшего нравственного видения.
Отступая от человека и снова рассматривая жизнь в целом, мы обнаруживаем, что свидетельства указывают на непрерывность и гармонию не только во всей жизни, но, возможно, и в самой вселенной. По крайней мере, повсюду на этой планете мы находим стремление вверх: во-первых, к большему осознанию; затем к большему наслаждению этим осознанием; и, наконец, к самой радости.
Это означает, что эволюция — это больше, чем слепой толчок снизу вверх через непрекращающиеся угрозы, исходящие от окружающей среды, для выживания вида. Эволюция — это также процесс восхождения к свершениям, которых еще предстоит достичь. В самом деле, эволюция заслуживает того, чтобы ее определяли скорее по отношению к высоте, чем к глубине.
Православное мышление до сих пор, почти так же, как в религии, как и в науке, рассматривало человечество — не говоря уже о низших формах жизни — почти полностью во взаимосвязи с глубинами. В религии упор делается на первородный грех. В физике и химии это связано с материальным происхождением жизни. В биологии речь идет о постепенном переходе от низших форм жизни в результате борьбы за выживание. В психологии оно определяло человека с точки зрения его физических побуждений, которые просто подавляются, когда он пытается жить высокими идеалами. Всегда упор делался на низшее, как будто это не человеческие устремления были основной реальностью.
Если сила, стоящая за жизнью и эволюцией, была не чем иным, как борьбой за размножение и выживание, слепым толчком снизу вверх, тогда, конечно, мы должны смиренно признать эту реальность, чтобы не отрезать себя от самого источника нашего существования. Отрицать наши изначальные побуждения означало бы ослабить любые наши шансы на дальнейшее развитие.
Если, однако, творческая сила, стоящая за эволюцией, была поиском опыта, расширением осознания и удовольствия, тогда она идет вперед с устремлением, а не назад со страхом или осуждением, такой человек должен искать дальнейшее руководство на эволюционном пути.
Фактически, общий жизненный опыт на всех уровнях, и далеко не только на человеческом, говорит нам, что полезное эволюционирование всегда является результатом стремления к чему-то лучшему, а не того, что случайно уносит, как несопротивляющаюся гальку в горном потоке.
Опять же, тот факт, что жизнь способна развиваться до более высоких уровней осознания, означает, что наивысший потенциал жизни является центральной реальностью, низшие формы которой пока что являются несовершенными проявлениями. Другими словами, низшие формы жизни можно сравнить с первыми пробными мазками кисти на обширном незавершенном холсте.
Наука говорит о потенциальной энергии. Вот что присутствует в маятнике, например, на вершине его качания: хотя маятник на мгновение неподвижен, он содержит весь энергетический потенциал для его движения вниз. Точно так же жизнь содержит в своих самых скромных началах весь потенциал для своего наивысшего будущего развития — потенциал, предположительно намного больший, чем тот, который реализовывалось человечеством до настоящего времени. Жизнь должна постепенно, по своей природе, найти свой путь к все более и более высоким проявлениям осознания.
В древнеиндийском эпосе «Махабхарата» Кришна, символ божественного сознания человека, соглашается оставаться рядом с Арджуной во время войны на Курукшетре. Однако он делает это с условием, что он будет служить только колесничим Арджуны и не будет принимать активного участия в конфликте. Арджуна доволен такой договоренностью, поскольку он убежден, что с Господом рядом с ним, независимо от того, будет ли он активно вмешиваться или нет, победа будет обеспечена.
Эту аллегорию вполне можно применить к органической эволюции. Конечно, в долгом, извилистом и очевидно случайном процессе естественного отбора нет явных признаков божественного вмешательства. И все же само присутствие самой жизни было фактически гарантией развития рано или поздно. Не требовалось ни сознательной цели, ни всеведущего руководства, которое проложило бы эволюционный путь. Достаточно — и, несомненно, гораздо более чудесно — было врожденное стремление самой жизни испытать, исследовать, понять, наслаждаться — и, еще более полно, через самовыражение, раскрыть свой собственный высший потенциал.
Величайший художник всегда тот, кто позволяет своим творениям в некотором смысле «создавать» себя, решать свои собственные судьбы, не навязывая свои собственные заранее определенные цели и наклонности. Если человеческий создатель дает своим творениям столько свободы для самовыражения, не будет ли нечестивым — повторить ему сарказм Симпсона — приписать Космическому Создателю меньшую чувствительность к Его универсальным творениям?
Но, опять же, если высшие достижения уже присутствуют в качестве потенциала даже на самых скромных началах жизни, это означает, что фактически не нужно создавать высоты, как не нужно создавать энергию для нисходящего колебания маятника. Высоты осознания должны были существовать с самого начала. А формы жизни, которые развились, были только проводниками для возрастающего проявления сознания — сознания, которое само по себе оставалось всегда присутствующим и всегда постоянным.
В этом смысле не было ни эволюции, ни прогресса, ни процесса становления. Было только постепенно возрастающее осознание полноты того, что было с самого начала.
Возможно, это спекулятивный вопрос в данном контексте, но, безусловно, очень сложный.
Остается жизненно важный вопрос: кто мы? Что такое человек?