Глава 26. Пастырство

— Наверное, тебе хочется узнать историю нашей церкви в Голливуде, — заметил мне однажды Мастер, — ведь ты теперь регулярно читаешь там лекции?

— Естественно, сэр, — ответил я, — я жажду узнать о нашей работе все, что только возможно.

— Мы построили церковь во время войны. Тогда не разрешалось строить новые здания, но мы все же нашли способ построить ее законно, отремонтировав старое здание. Мы купили старую церковь и переместили ее на принадлежавшую нам землю. От здания оставался один каркас, — усмехнулся Мастер. — Как же вопили соседи! Но мы его отремонтировали: оштукатурили стены, починили крышу, живописно все покрасили и установили ценные витражи. В итоге здание выглядело совершенно как новое!

Мастер задумчиво помолчал.

— Найти эти окна было настоящим благословением от Бога. Я хотел найти витражные стекла, но все в один голос твердили: «Сейчас их невозможно достать. Идет война!» И всё же я знал, что мы их получим.

Однажды утром Бог показал мне в видении, где скрывались наши окна, просто ожидая нас. Они были на старой свалке. Я отправился туда. «Извините, — сказал хозяин, — у нас тут нет витражей». Но я знал лучше.

— Вы только посмотрите, — умолял я.

— Я же сказал Вам, — ответил он, теряя терпение, — у нас их нет! — И, зарычав, удалился.

Я подошел к помощнику, стоявшему неподалеку, и спросил, не знает ли он о каких-нибудь витражах, находящихся здесь.

— Босс сказал «нет» — трепаться не о чем, — ответил он; его тело ссутулилось, выражая полнейшее нежелание.

— Вот пять долларов, — сказал я ему. — Я отдам их Вам, если Вы проведете меня туда, куда я хочу.

На это он согласился. Мы вместе прошли на задний двор. У дальней стены пылились старые двери и множество других предметов. Но никаких признаков витражных окон.

— Видите? — сказал мужчина, подняв голову в знак подтверждения. — Босс сказал «нет» — трепаться не о чем!

— Просто отодвиньте эти вещи, — попросил я. — Посмотрим, что за ними.

— Босс сказал… — начал было он в третий раз, но затем вспомнил о тех пяти долларах, которые я ему дал. Усердие, возможно, и не относилось к сильным сторонам его натуры, но в конце концов, кряхтя и стеная, он вытащил все во двор. И там, наконец, у самой стены стояли наши витражи!

В их нынешнем состоянии они выглядели просто хламом. Стекла были на месте, но все они свободно болтались и были покрыты грязью. Хозяин отдал мне их практически даром. Мы их тщательно отремонтировали. Мисс Дарлинг^[1] сэкономила нам тысячи долларов, самостоятельно вставив их в рамы и покрыв позолотой. А теперь… Ну, ты сам видишь, насколько они красивы! Мне говорили, что они очень ценные.

— Никогда бы не подумал, что у церкви такое невзрачное прошлое! — с улыбкой заметил я. Теперь она выглядела, как очаровательное ювелирное изделие, безупречное в своих белых, голубых и золотых цветах. Расположенная довольно далеко от дороги, она была окружена приятным садом. Несомненно, теперь она стала достоянием района.

— Церковный ковер тоже пришел от Бога, — продолжал Мастер.

Этот ковер успокаивающего темно-синего цвета покрывал весь пол церкви. Я давно им восхищался. Мастер продолжил объяснять:

— Мне хотелось красивый ковер, потому что если даже театры могут быть красиво оформлены, чтобы напоминать о красоте этого мира, то обители Бога должны быть оформлены еще более красиво, напоминая о том, что Он — Источник всей красоты. Моим желанием был ковер насыщенного синего цвета, вроде того, что был в нашем храме в Энсинитасе. Я послал людей на поиски повсюду, но никто не нашел ничего похожего.

Затем я сам позвонил в компанию, которая продала нам тот первый ковер. «О, извините, — сказал голос, — но человек, у которого вы купили тот ковер, вышел из бизнеса».

— А кто это говорит?» — спросил я. Это оказался его прежний партнер по бизнесу. Он уже собирался повесить трубку, как вдруг сделал паузу.

— Послушайте, — воскликнул он, — я только что вспомнил, что у нас на складе еще остался кусок того самого ковролина, который вы купили. Сколько, Вы сказали, Вам нужно?»

— Сто один ярд, — ответил я.

Он пошел и измерил остаток. Получилось ровно сто два ярда!

— Я часто говорил, — заключил Мастер, — что в результате потери храма в Энсинитасе появились еще два храма — этот в Голливуде и наша церковь в Сан-Диего. На днях один из посетителей сказал мне: «Как жаль, что Вы потеряли свой храм в Энсинитасе!» Я ответил: «Это было лучшее событие из всех, которые когда-либо происходили со мной!» Видишь ли, это заставило меня более широко распространять эти учения миру. И посмотри, даже ковер в нашей новой церкви вышел из того же самого ковролина, который был в старой!

К июню 1949 года я более или менее регулярно в середине недели проводил службу в голливудской церкви. Вскоре я также изредка вел и воскресные службы — как там, так и в Сан-Диего.

Проблема для любого начинающего оратора — как избежать чувства нервозности перед аудиторией. На самом деле у меня никогда не было никаких проблем в этом плане, но тот факт, что я был очень молод, а выглядел еще моложе, определенно не был для меня преимуществом. Средний возраст моих слушателей составлял примерно сорок лет. Я мог предположить, что их познания в большинстве вопросов значительно превышают мои. Думаю, я больше беспокоился о них, поскольку они были вынуждены слушать меня.

Эби Джордж, ученик из Голливуда, которого мы особенно любили, предложил свое решение. Помимо глубокой преданности (Мастер называл его «прекрасной душой») Эби обладал ярким чувством юмора и необычным способом его выражения. «Это очень просто», — объяснил он с притворной серьезностью. «Нет, я серьезно, — настаивал он, смеясь, предупреждая мои предполагаемые возражения, — это действительно просто. Все, что тебе нужно сделать, — это представить себе всех этих людей перед тобой как несколько кочанов капусты. Вот и все! Просто скажи себе: «Вы все там просто-напросто кучка кочанов капусты!» Как-то так». Я с сомнением поблагодарил его.

Джеймс Коллер, духовник нашей церкви в Финиксе, предложил иное решение. «Когда я впервые начал читать лекции, — сказал он, — я так нервничал, что Мастер предложил мне принимать горячую ванну перед выступлением, чтобы расслабиться. Однажды вечером я собирался читать вводную лекцию к серии публичных занятий. Объявленная тема была такой: «Что йога может сделать для вас».

Итак, я предварительно принял продолжительную горячую ванну! Чересчур продолжительную! — добавил Джеймс, хихикая, — и слишком горячую. Она истощила всю мою энергию. Я пришел на эту лекцию настолько обмякшим, что чувствовал себя больше похожим на распаренное полотенце, чем на человека! Через пять минут выступления я обнаружил, что осветил все, что мог придумать по данному вопросу. Вероятно, это была самая короткая лекция, которую эти люди когда-либо слушали!

Затем Хорэс приступил к сбору пожертвований. У него спастический паралич, как вы знаете. После моей пятиминутной лекции о том, что йога может сделать для вас, мой единственный помощник побрел, пошатываясь, от ряда к ряду с блюдом для пожертвований, цепляясь за спинки стульев для поддержки».

Эта история, рассказанная со смехом, заставила нас держаться за бока от хохота. Однако для аудитории Джеймса все это не показалось таким уж смешным. Все встали и ушли, не сказав ни слова. К счастью, этот эпизод имел более приятное продолжение. Один мужчина, уже покинув комнату, вернулся, тронутый явной добротой и искренностью Джеймса. Впоследствии этот человек стал преданным последователем дела Мастера.

«Ну, в любом случае, — заключил Джеймс, обращаясь ко мне, — ты мог бы перед лекциями попробовать погрузиться в горячую воду». Признаться, его рассказ не слишком меня успокоил.

Собственное решение проблемы нервозности я нашел в том, чтобы вообразить наихудшую из возможных реакций аудитории, а затем принять ее, — короче говоря, быть готовым показаться дураком. «В любом случае все это сон Бога, — напоминал я себе перед лекцией, — так какая разница, примут меня люди или отвергнут?»

Безразличие к плодам своих усилий оказалось решением любой проблемы нервозности, но оно не помогло в гораздо более важном вопросе общения со слушателями. Ибо, сказав себе, что все есть сон^[2], я в итоге перестал заботиться о том, хорошо я говорю или нет.

Понадобилось время, чтобы я стал добросовестным оратором, поскольку начал видеть в людях, с которыми разговаривал, проявления Бога; именно через них, а не выступая перед ними, меня просили служить Мастеру. Эта мысль также излечила меня от искушения, свойственного публичным ораторам: удовлетворяться тем, что их доводы убедительны для них самих. Видя Бога, проявленного в формах моих слушателей, и осознавая, что всё мною сказанное, — это служение Ему через них, для меня стало важным выразить себя так, чтобы достичь Его сознания в них.

Сначала я молился перед каждой лекцией: «Господи, вдохнови меня сказать то, что Ты хочешь сказать». Позже я научился обращаться к нему еще и с такой просьбой: «Помоги мне почувствовать, что именно этой аудитории необходимо услышать через меня». Часто, уловив отличие потребностей слушателей от тех, к которым я готовился, я выступал совсем не так, как намеревался. Более того, со временем я научился готовиться к своим лекциям по минимуму (если вообще готовился), поскольку обнаружил, что открытый ум позволяет более чутко реагировать на невысказанные потребности слушателей. Результаты такого подхода были отрадными. Многие люди благодарили меня после лекций за ответ на какой-то конкретный вопрос или за решение проблем, которые не давали им покоя. Я всегда делился с ними истинным секретом своего успеха: «Деятелем является Бог». Ведь именно этой мысли прежде всего учил нас Мастер^[3].

Когда я только учился выступать с лекциями, Мастер дал мне следующий совет: «Перед тем как читать лекцию, глубоко медитируй. Затем, сохраняя это медитативное спокойствие, подумай о том, что ты намерен сказать. Запиши свои идеи. Включи одну или две смешные истории, потому что люди становятся более восприимчивыми, если они могут хорошо посмеяться. Затем закончи историей из уроков SRF. После этого выбрось тему лекции из головы. Во время выступления мысленно держи перед собой важные пункты своего плана, но прежде всего проси Дух течь через тебя. Таким образом, ты будешь черпать вдохновение из этого внутреннего Источника, а не говорить от эго».

Важнее всего для Мастера был вопрос о нашей настройке во время лекций, чтобы мы могли делиться со слушателями не только своими идеями, но и вибрациями. Однажды поздно вечером в четверг он заметил доктора Льюиса, наслаждавшегося прогулкой в окрестностях Энсинитаса.

— Доктор, — закричал он ему, — разве Вы не проводите службу сегодня вечером?

— Да, сэр, — отозвался доктор Льюис.

— Тогда что Вы там бродите? Вы должны медитировать!

Со временем я научился чувствовать силу, проистекающую из моей сонастройки с Мастером и наполняющую любую комнату или аудиторию, в которой приходилось выступать. Если зал был большой, я мог чувствовать его вибрации, доходящие до самых задних рядов.

И если что-то из сказанного мною затрагивало слушателей, я знал, что это заслуга той силы в гораздо большей степени, чем слов, которые я произносил.

В ранние годы жизни Мастера на Западе его публичные лекции посещали тысячи. Однако когда он строил церкви, то делал их маленькими, милыми в своей простоте. Он чувствовал, что небольшие размеры более способствуют поклонению; они позволяют ощутить внутреннее духовное начало, близость к Богу.

Мастер рассказывал нам, как однажды он посетил большой широко известный собор на американском Среднем Западе. «Я восхищался им, — сказал он, — как вдруг услышал Божий голос, спросивший: «Ты бы предпочел иметь все это без Меня? Или это — со Мной?» (Тут возникло видение, в котором я увидел себя, сидящим на земле под деревом в окружении горстки учеников.) — «Господи, — взмолился я, — только там, где Ты, я хочу быть!»»

Мастер часто отмечал, что акцент на больших, дорогих местах поклонения и на толпах поклонников требует слишком большой концентрации на деньгах и слишком малой — на смиренном, внутреннем общении с Богом. «Церковная система должна быть пересмотрена, — сказал он нам. — Внешнюю помпезность необходимо заменить простотой, а громадные соборы — маленькими храмами, где искренние приверженцы собираются для медитации. Высокообразованный священник большой современной общины может красноречиво проповедовать, но, если он никогда не медитирует и не имеет внутреннего осознания Божественного присутствия, что толку от его красноречия? Его степень доктора богословия^[4] в данном случае не обозначает ничего, кроме как «Доктор Заблуждения»!

Если бы я пошел в ресторан с хорошим названием, но в нем не было бы той еды, которую я хотел, какая мне от этого польза? Я ушел бы таким же голодным, как и пришел. Так какая польза от знаменитой церкви, если она духовно мертва? Что хорошего в улье без меда?»

Затем он сказал нам: «Вы стоите на пороге великих перемен. Вы увидите, как все церковное движение претерпит революцию. Церкви станут местами, куда будут приходить настоящие души, чтобы общаться с Богом».

Иногда с большим весельем он пересказывал историю из романа Чарльза И. Вуда «Небесный диалог». В его версии эта история звучала примерно так: «Когда Билли Санди, известный евангелист, умер и попал на небеса, святой Петр не позволил ему войти в Жемчужные Врата, но потребовал ответа: «Что ты сделал на земле, чтобы заслужить допуск сюда?» — «Да что Вы, — запротестовал Билли Санди, — а как насчет всех тех тысяч, которые я послал сюда со своих религиозных собраний?» — «Может, ты их и посылал, — возразил святой Петр, — но они так и не пришли!»»

«В Милуоки, — рассказывал нам Мастер, — меня привели в церковь, где хор пел специально для меня. После этого один из певцов спросил меня: «Как Вам понравилось наше пение?»

— Оно было хорошим», — сказал я.

— Вы имеете в виду, что оно Вам не понравилось?

— Я этого не сказал, — ответил я. — Но прошу Вас, не давите на меня больше.

Он продолжал настаивать, и в конце концов я объяснил: «Что касается техники, вы были совершенны. Но вы не думали о Том, для Кого была написана эта священная музыка. Вы думали о том, как угодить мне. В следующий раз, когда будете петь религиозную музыку, думайте о Боге; не пойте с целью произвести впечатление на других»».

Службы самого Мастера были полны вдохновения. Они ни в коей мере не порождали того сиротского чувства, которое возникает во многих церквях: что Бог живет далеко-далеко на невообразимых небесах или что Иисус Христос не оставил никакого доказательства своей непреходящей реальности, кроме печатных слов в Библии. В присутствии Мастера божественные истины становились волнующе живыми, наполненными непосредственностью его собственного осознания Бога.

«Вы хороший продавец!» — воскликнул однажды американский бизнесмен после одной из его лекций. «Это потому, — ответил Мастер, — что я сначала продал себя!»

Некоторые из моих самых волнующих воспоминаний о Мастере связаны с его публичными выступлениями. Пусть им не хватало милой душевности бесед с учениками, но они пронизаны духом миссии, призванной, как он говорил нам, принести миру духовное возрождение: новый путь в смысле учения, ориентированного на отношения и понимание нового века энергии.

Я особенно помню, как меня взволновала его речь на приеме в саду в Беверли-Хиллз^[5] 31 июля 1949 года. Я никогда не представлял себе, что сила человеческой речи может быть настолько ошеломляющей; это была самая трогательная речь, которую мне приходилось слышать.

— Этот день, — гремел он, подчеркивая каждое слово, — знаменует рождение новой эры. Произнесенные мною слова записываются на небесах, в Духе Божьем, и они продвинут Запад… Самореализация пришла, чтобы объединить все религии… Мы должны идти дальше — не только те, кто здесь присутствует, но тысячи молодых людей должны отправиться на север, юг, восток и запад, чтобы покрыть землю маленькими поселениями, демонстрируя, что простота жизни плюс высокое мышление ведут к величайшему счастью!^[6]

Я был тронут до глубины души; меня бы не удивило, если бы небеса разверзлись и сонм ангелов с пылающими очами устремился вниз, чтобы исполнить его повеления. В тот день я горячо поклялся сделать все от меня зависящее, чтобы воплотить его слова в жизнь. Двадцать лет спустя, с его внутренней помощью и по милости Божьей, я смог основать первую из нескольких процветающих общин.

В те годы, когда я жил с Мастером, он призывал своих слушателей осуществить его заветную мечту: основать «поселения всемирного братства», или духовные кооперативные сообщества — не просто монастыри, но места, где люди из всех слоев общества могли бы посвятить себя жизни для Бога.

«Окружение сильнее, чем сила воли», — часто говорил он нам. Он рассматривал «поселения всемирного братства» как среду для воспитания правильных духовных установок: таких как смирение, доверие, преданность, уважение к другим и дружеское взаимодействие. Для людей с мирскими обязанностями, желающих вести лучший образ жизни, небольшие кооперативные общины дают наилучшую надежду на исполнение этого желания, а также на демонстрацию всему обществу, что люди действительно могут достичь высот, столь презрительно отвергаемых в наш век духовных неудачников. Такие общины, по словам Мастера, будут придавать особое значение сотрудничеству, а не эгоистическим социальным или политическим «правам» и современным нормам беспощадной конкуренции.

«Примите лучший совет, который я могу вам дать», — сказал он. «Соберитесь вместе, те из вас, кто разделяет высокие идеалы. Объедините свои ресурсы. Купите землю за городом. Простая жизнь принесет вам внутреннюю свободу. Гармония с природой принесет вам счастье, известное лишь немногим городским жителям. В компании с другими искателями истины вам будет легче медитировать и думать о Боге.

Зачем нужна вся эта роскошь, которой люди себя окружают? Большую часть того, что у них есть, они оплачивают в рассрочку! Их долги являются для них источником бесконечного беспокойства. Несвободны даже те люди, чьи предметы роскоши оплачены: привязанность делает их рабами. Они считают себя более свободными благодаря своему имуществу и не видят, как в свою очередь их имущество теперь владеет ими!»

И добавил: «Придет день, когда эта идея поселений распространится по всему миру, как лесной пожар».

В общем плане своей работы Парамханса Йогананда предусматривал, что отдельные ученики сначала проходят уроки SRF и практикуют Крия-йогу у себя дома; затем, со временем, формируют духовные центры, где они могли бы встречаться один или два раза в неделю для группового обучения и медитации. В тех районах, где интерес настолько велик, что это становится оправданным, он хотел, чтобы строились церкви SRF, в которых священники служили бы весь день или часть дня. А там, где было достаточно искренне преданных, чтобы оправдать это, он мечтал о том, чтобы они покупали землю и, служа Богу, вели совместную духовную жизнь на постоянной основе.

Как я уже упоминал в семнадцатой главе, Мастер хотел основать в Энсинитасе образцовое поселение всемирного братства. Он настолько глубоко ощущал важность этой общинной мечты, что в течение нескольких лет она была ядром его каждого рабочего плана. Поистине, хотя он и был властителем своих умственных процессов, даже его однажды охватил вихрь энтузиазма по поводу этого проекта. Как-то воскресным утром он рассказывал прихожанам: «Прошлой ночью я так увлекся размышлениями о поселениях мирового братства, что ум ускользнул от меня. Но, — добавил он, — я спел несколько чантов, и он вернулся».

Еще одним показателем его интереса может служить тот факт, что первое издание «Автобиографии йога» заканчивалось громким заявлением о его надеждах основать такое поселение. «Братство, — писал он в этом издании, цитируя свою дискуссию с доктором Льюисом в Энсинитасе, — это идеал, легче понимаемый на примере, чем в наставлениях! Небольшая гармоничная группа здесь может вдохновить другие идеальные сообщества по всей земле». Закончил он такими словами: «До поздней ночи мой дорогой друг — первый крия-йог в Америке — обсуждал со мной необходимость создания всемирных поселений на духовной основе».

Увы, он столкнулся с препятствием, стоящим на пути любых духовных преобразований со времен Будды: человеческой натурой. Супружество всегда имело тенденцию быть несколько закрытой корпорацией. Экономическая депрессия 1930-х годов повлияла на целое поколение американцев, усилив эту тенденцию и увеличив их стремление к семейной безопасности. «Нас четверо и не больше» — так описывал Йогананда их позицию. Америка в целом еще не была готова к поселениям всемирного братства.

Другая сложность заключалась в том, что его работа уже была в руках учеников-монахов, которые задавали тон для всех общин. Домохозяева не могли соответствовать их духу самоотречения и служения. Семьи были, если можно так выразиться, вытеснены из общинного сада более буйно развивающимися растениями отречения. А Йогананда был слишком близок к завершению своей жизненной миссии, чтобы осуществить где-либо еще мечту о «поселениях всемирного братства».

«Энсинитаса больше нет!» — сетовал он к концу своей жизни. Дело не в том, что ашрам был потерян. Он имел в виду, что его планы по основанию на этих священных землях поселения всемирного братства не будут реализованы — по крайней мере, при его жизни. Он перестал принимать семьи в ашрамы, которые теперь превратил в полноценные монастыри. Именно в своих учениках, принявших обет отречения, он нашел тот дух беззаветной преданности, в котором нуждалась его миссия для окончательного успеха.

Тем не менее, идея «поселений всемирного братства» оставалась для него важной. Она была записана, как он выразился в той волнующей речи в Беверли-Хиллз, «на небесах, в Духе Божьем». Камала Сильва в своей автобиографии «Безупречное зеркало»^[7] сообщает, что всего за пять месяцев до того, как он оставил свое тело, он пылко рассказывал ей об этой мечте. Он знал, что со временем его мечта должна осуществиться.

Однако даже в отношении такой основной части своей миссии, как поселения всемирного братства, Мастер был полностью свободен от беспокойства. Он никогда не смотрел на мир так, как большинство людей. Для него всё это — Божественная игра, кажущееся бесконечным шоу теней и света в божественном кинофильме.

Мне вспоминается вечер, когда он записал некоторые из своих песнопений для публичного распространения. В середине сеанса записи мне пришлось уехать, чтобы провести урок в голливудской церкви. Вернувшись, я нашел Мастера стоящим на лужайке и слушающим, как ему проигрывают один из чантов: «Какие вспышки молний сверкают на лице Твоем, Мать! При виде Тебя трепет охватывает меня вновь и вновь!» Снова и снова он проигрывал запись. Вскоре он начал почти танцевать, экстатично раскачиваясь взад и вперед и взмахивая распростертыми в стороны руками в ритме музыки. Он был блаженно поглощен красотой Божественной Матери, которую воспринимал как дивный Свет, распространяющийся в бесконечность. Я был глубоко тронут.

После этого, покидая нашу маленькую группу, он тихо произнес: «Я вижу вас всех как образы света. Всё — эти деревья, кусты, трава, на которой вы стоите, — всё состоит из света. Вы даже не представляете, как все прекрасно!»

<<< | Содержание | >>>