Великий мастер Шри Рамакришна[1] дал миру удивительный символ духовного прогресса. «Что остаётся, ― спрашивал он, ― когда вы очистите лук? Ничего! Ведь лук состоит из шелухи. Точно так же, когда вы счищаете слои иллюзии со своего ума, что остаётся? Ничего материального. Ничего ментального или психологического. Всё, что остаётся, ― чистое сознание».
«Шелуха», о которой он говорил, начинается с материи в её самом грубом состоянии. Эволюция ― это процесс постепенного снятия «шелухи», в которую в своих материальных проявлениях облачается Дух. Индийские писания употребляют слово «коша» (оболочка). Пока не удалена самая внешняя коша, чистое сознание так плотно закрыто, что кажется бессознательным. Такую видимость бессознательности мы встречаем в камнях и металлах. Постепенно на протяжении восходящей эволюции оболочки удаляются одна за другой. У человека осталось лишь несколько оболочек.[2] Они тоже должны быть удалены, но не в результате автоматического процесса эволюции, а в результате целенаправленного очищения духовных чувств преданностью и силой воли.
Эмоции должны быть очищены и возвышены до чистого интуитивного чувства; мысли ― до спокойной интуитивной мудрости; желания чувственных удовольствий ― до поглощённости внутренними духовными огнями, звуками и иными соответствиями физическим ощущениям.
С практической точки зрения, медитирующий приходит к пониманию того, что ему не нужно искать божественной помощи вне себя. Всё, что ему необходимо, ― удалить слои, покрывающие его сознание и защищающие эго от ошеломляющего вызова вездесущности, успокаивая его иллюзией эгоистической самодостаточности.
Духовный путь имеет два аспекта: один абстрактный и философский, другой конкретный и практический, и оба важны для правильного понимания сути предмета.
С философской точки зрения, по окончании процесса очищения не остаётся ничего! Это как загасить свечу, с той лишь разницей, что у свечи ещё остаётся, так сказать, фитиль ― эго, а поэтому её можно зажечь снова. Но при сбрасывании последней коши не остаётся никакого эго, которое можно было бы вновь активизировать. Это нирвана. Это цель всей медитативной практики, по-разному понимаемая последователями разных религий.
Когда в этом мире рождаются великие Мастера, они учат в соответствии с духовными потребностями и готовностью современных им людей. Но впоследствии ученики ― большинство из которых в той или иной мере не достигли ещё полноты Просветления ― подают их учения иначе. Желая продемонстрировать уникальность учения и поэтому не слишком стремясь ответить на духовные потребности своего времени, они хватаются за какие-то аспекты учения, акцентируя те из них, которые чем-то выделяют данное учение среди прочих. Поскольку духовный Путь охватывает многие уровни реальности, слишком тонкие для исследования с помощью обычных чувств, они яростно отстаивают те моменты, которые ни они сами, ни их слушатели не могут ни подтвердить, ни опровергнуть. Так от тщательно разработанных догм они переходят к догматизму, от догматизма к фанатизму, а от фанатизма к гонениям, в каждом случае полностью уверенные, что только их Учителю была ведома истина.
Тем временем эти учителя, вероятно, находятся «в каком-нибудь уголке шумной чайханы»[3], попивая чай в совершенной дружбе.
За свою относительно долгую жизнь я открыл формулу, которая, кажется, работает очень хорошо, независимо от того, где вы её применяете: догматизм возрастает прямо пропорционально неспособности человека доказать свою точку зрения.
Нирвана
Буддийская (не обязательно самого Будды) концепция нирваны заключается в полном исчезновении не только пламени свечи (желаний и привязанностей) и фитиля (эго), но и самой свечи (то есть сознания). Таким образом, это учение во многих отношениях схоже с философией Декарта, для которого сознание представляет собой продукт мышления («мыслю, следовательно, существую»). Разница лишь в том, что, по совершенно справедливому утверждению буддистов, наше существование определяется гораздо большим числом факторов, чем одно только мышление.
Если бы целью духовных усилий было исчезновение самого сознания, то был бы вполне уместен вопрос: а чем, собственно, духовные практики отличаются от самоубийства? Единственный недостаток такой аналогии, с точки зрения поставленной цели, в том, что самоубийство не приводит к полному исчезновению. Даже после смерти в астральном теле в виде вритти (вихрей сознания и энергии) остаются неосуществлённые желания, которые заставляют душу воплощаться вновь и вновь, проходя раз за разом весь этот утомительный процесс, который и обусловил решение о самоубийстве. Это приводит нас к выводу, указывающему, как мы увидим, на полное непонимание концепции, ― о том, что нирвана достигает цели самоубийства, тогда как последнее лишь всё портит.
Стоит ли думать о нирване так, как её объясняют её поборники: как о своего рода необратимом самоубийстве, о той необратимости, которую самоубийство обещает, но не позволяет достичь? Против подобной аналогии предостерегал Будда. Совершенно очевидно, что сам он отнюдь не был потенциальным самоубийцей. Но это лишь означает, что люди не поняли его идею нирваны. Поэтому, зайдя так далеко с нашей аналогией, давайте прекратим отвлечённые рассуждения и рассмотрим самоубийство.
Концепция нирваны уходит далеко за рамки обыденного человеческого понимания. Её можно детально догматизировать, не опасаясь противоречий, но лишь на столь же догматических основаниях. Самоубийство же ― это нечто, о чём все мы имеем представление. И если не совсем понимаем, чем оно обусловлено, то, по крайней мере, знаем людей или слышали о людях, которые поразили всех, наложив на себя руки.
Можно с уверенностью сказать, что в их рвении к самоуничтожению нет ничего, что могло бы вдохновить на подражание. Если бы успешное самоубийство, в отличие от неудачной работы, было бы подлинной целью духовности, было бы трудно себе представить, чтобы кто-то посвящал духовным практикам больше, чем символические усилия.
На самом же деле буддизм вдохновляет не своим приглашением в несуществование ― приглашением, которое принимается обычно как буддийский эквивалент обещания «зайти как-нибудь в другой раз», ― а положительными качествами, которые демонстрировал сам Будда: состраданием, умиротворённостью, терпимостью и т.д. и т.п. Все эти качества позволяют более осознанно идти по жизни и ни в коем случае не внушают тех негативных настроений, под влиянием которых, угрюмо забившись в угол в подвале, человек будет помышлять о самоуничтожении.
Когда речь заходит о понимании буддистами нирваны и об их противопоставлении этой концепции заявленным целям других религий, мы должны ответить, что истина либо существует, либо её нет. Если она существует, то никаких различий во взглядах на неё быть не может. Среди великих Мастеров всех религий, осознавших эту истину, должно быть фундаментальное единодушие. Какие бы различия ни существовали, они могут проявляться только в плане акцентирования внимания.
Во внешней жизни ― в том единственном, что без труда могли наблюдать другие, ― все эти великие Мастера являли те же признаки духовного величия: сострадание, любовь ко всему сущему, доброту, всепрощение, спокойствие, понимание. Никто из них никогда не возвышал своё учение, противопоставляя его учениям других великих Мастеров. Если же кто-то из них и не соглашался с какими-то концепциями, то лишь с представлявшими собой неправильное духовное толкование этих учений, ― иначе говоря, с заблуждениями, возникавшими по вине не просветлённых людей.
Духовно невежественные люди склонны лишать великие вековые учения того, с чем они не согласны. Объяснить это можно так: в стремлении что-то понять и осмыслить интеллект анализирует и отделяет одну концепцию от другой. Однако правильным путём к пониманию в этих вопросах является только спокойное интуитивное осознание. Шри Рама Йоги, великий индийский святой, прекрасно просветил меня на сей счёт. На одно из его замечаний я ответил:
― Но мой Гуру учит не так.
― Если бы все ученики великих святых полностью понимали своих учителей, то не было бы никакой религиозной вражды, которую мы наблюдаем повсюду! ― ответил он с лёгкой улыбкой.
Интеллект может сослужить нам хорошую службу, объясняя какую-то истину. Однако саму истину нужно сначала воспринять интуитивно. Так было всегда, даже в физических науках.
Вернёмся же к концепции нирваны: Будда не советовал самоуничтожение. Освобождение от горестей жизни и смерти, которому он учил, предлагало, скорее, самореализацию. Нирвана ― это универсальная истина. Это не уникальное открытие какой-то одной великой души в истории. Само слово «нирвана» было известно и принято задолго до времён Будды. Не открытие этой истины сделало его великим, а его совершенное достижение её.
Нирвана ― это Чистое Сознание, состояние, остающееся по окончании процесса удаления оболочки за оболочкой ложного самоотождествления. Когда лук полностью очищен, от него как от физического объекта не остаётся ничего. Когда коши полностью удалены, не остаётся ничего, что можно было бы назвать личностью ― ни тела, ни эмоций, ни желаний, ни мыслей, ни привязанностей. Всё угасло, как пламя свечи. Фитиль эго уничтожен. Что же осталось? Существование не могло возникнуть из несуществования. Проявленные предметы не могли появиться из ничего. Само сострадание Будды и практикующих буддистов, в меру способностей каждого, не может быть плодом неосознанности. Поэтому «ничто» нирваны есть особое состояние бытия и нередко так и определяется. Оно не является небытием.
Как объяснял мой Гуру, в этом «ничто» к человеку приходит осознание: «Я лишился всех своих определений. Тем не менее я существую!» Прежде всего, в этом состоянии ощущается некое чувство утраты: последняя попытка подсознания вернуть ум в человеческое сознание. Если медитирующий устоит перед этим последним соблазном, как Будда, когда произнёс: «Мара [смерть, или сатанинское наваждение], я победил тебя!» ― то на его сознание, волна за волной, неожиданно нисходит космическое блаженство.
Это даёт нам точное определение Бога, Сатчитананды: «Вечно существующее, вечно сознающее, вечно новое Блаженство». Именно это состояние осознанности позволило Будде так совершенно выражать сущность сострадания. Ту же всеохватывающую любовь проявлял Иисус Христос. И то же было присуще каждому из живших когда-либо великих Мастеров, каждый проявлял это качество по-своему: ибо каждая душа ― и даже каждый атом Вселенной ― неповторимы.
Я вернусь к этому учению позднее и рассмотрю его в категориях обыденного человеческого опыта с позиции, облегчающей его понимание, ибо сейчас мы говорим о точном определении своего центра.
С философской точки зрения уместен вопрос: центра чего, если на самом деле ничего не существует? Объяснение Йогананды «центр везде, периферия нигде» чудесно совмещается с большинством философских контекстов, но его трудно воплотить в конкретной модели. Однако такая модель, безусловно, есть. Надо лишь принять более приземлённый подход к предмету и задаться вопросом: «Как определить местоположение центра моей истинной сущности в этом физическом теле?» Есть ли у нас вообще физический центр?
Центр ― это позвоночник
Весь путь медитации и особенно практики йоги начинается с осознания собственного тела; телесное осознание используется как руководство, помогающее преодолеть физические ограничения.
Сознание имеет четыре основных аспекта: разум (манас)[4], интеллект (буддхи), эго (аханкара) и чувства (читта). Вот как определял их Парамханса Йогананда:
Разум подобен зеркалу. Оно просто отражает то, что находится перед ним.
Интеллект находит определение того, что отражается в зеркале. Если это отражение лошади, интеллект бесстрастно констатирует: «Это лошадь».
Затем эго относит то, что видит в зеркале, на свой счёт: «Это моя лошадь!»
А чувства ― на санскрите «читта» ― укрепляют узы привязанности: «Как мне приятно видеть свою лошадь!»
Именно читта затягивает узел на верёвке привязанности к иллюзорным объектам.
Средоточие ума ― темя; интеллекта ― фронтальная доля мозга в точке межбровья; эго сосредоточено в продолговатом мозге[5] в основании основного мозга; чувства занимают отдел позвоночника напротив сердца. Человеческое сознание, в более широком смысле, сосредоточено вдоль всего позвоночника.
Местоположение этих точек часто подтверждается нашим повседневным опытом. Скажем, в глубокой задумчивости мы сдвигаем брови (местонахождение интеллекта). Часто, задумавшись, мы устремляем взгляд вверх ― ещё одно указание на то, что именно вверху фокусируется наше сознание.
А сильные эмоции мы ощущаем в сердце. Переживая безответную любовь, человек обычно говорит, что его сердце «разбито». Невозможно представить, чтобы кто-то воскликнул: «Она ушла от меня! Ах, как болят мои колени!» Именно в сердце, вернее в позвоночнике в области сердца, испытываем мы эмоциональную боль.
С позиции обыденного опыта труднее соотнести продолговатый мозг с эго, но и здесь можно усмотреть некое соответствие. Просто понаблюдайте за жестами людей. Выражая гордость, например, человек запрокидывает голову, что указывает на напряжение в затылке вокруг продолговатого мозга. Обычно о таком человеке говорят: «Он задрал нос».
А люди, чем-то польщённые, как правило, слегка покачивают головой, как будто через продолговатый мозг проходят волны удовольствия.
Именно по команде из продолговатого мозга, как поясняет Йогананда, движутся для соединения и создания физического тела сперматозоид и яйцеклетка. Энергия, создающая тело, движется вверх из продолговатого в основной мозг и вниз из продолговатого мозга по позвоночному столбу, откуда излучается вовне для формирования нервной системы и тела. Продолговатый мозг ― местоположение жизни тела; это единственный орган, который не может быть прооперирован. Позвоночник ― это центр тела. А эго представляет собой центр телесного сознания. Различные духовные учения рекомендуют концентрироваться в разных местах вдоль позвоночника, но все они, так или иначе, считают его центром, откуда начинается духовная практика.
Христианские писатели нередко учат медитировать в сердце. Это объясняется тем, что чувства сосредоточены в позвоночнике напротив сердца.
А дзен-буддисты часто учат медитировать в области пупка. Это, опять же, объясняется тем, что в позвоночнике напротив пупка находится важный психический центр.
Возникает вопрос: откуда эти различия, если истина одна? Она, конечно, одна, но рассматривать её можно по-разному и с разными целями, в зависимости от темперамента и практических потребностей конкретных практикующих на данный момент.
Медитативное упражнение
Сядьте прямо, не прислоняясь к спинке стула (если не сидите на полу).
Сконцентрируйтесь в позвоночнике. Помните, что позвоночник ― это не позвонки (выступы, которые вы чувствуете вдоль спины). Истинный позвоночник проходит приблизительно по центральной оси вашего тела. Ощутите его как собственный центр.
Покачайте тело из стороны в сторону, стараясь ощутить в позвоночнике сопротивление этим движениям ― как будто вы совершенно неподвижны в своём центре.
А теперь ощутите в позвоночнике своё дыхание: оно поднимается вверх с каждым вдохом и опускается вниз с каждым выдохом. Пусть это движение начинается в области сердца, распространяясь от точки чуть ниже сердца до точки чуть выше него.
Постепенно продлевайте этот поток, начиная всё ниже в позвоночнике и заканчивая всё выше.
Наконец, сделайте медленный, глубокий вдох через нос, начав в основании позвоночника и закончив в точке между бровями. Задержите дыхание в этой точке до тех пор, пока не появятся неприятные ощущения.
На этот раз на выдохе почувствуйте, как дыхание и сознание воспаряют сквозь лоб, унося вас с собой в бесконечное пространство.
А теперь сосредоточьтесь на бесконечности. Ощутите, что через ваш собственный центр познаётся всё сущее.
<<< | СОДЕРЖАНИЕ | >>>
[1] Шри Рамакри́шна Парамха́мса (Гададхар Чаттопадхьяй (Чаттерджи), 1836 ― 1886) ― реформатор индуизма, мистик, проповедник, один из наиболее почитаемых святых Индии. ― Прим. ред.
[2] Согласно Тайттири́я-упаниша́де, считается, что человеческие существа имеют пять оболочек, которые сосуществуют в диапазоне от самой грубой до самой тонкой. Их называют «панча коша» (пять оболочек): аннамайя, пранамайя, маномайя, виджнянамайя, анандамайя (соответственно физическая, праническая, ментальная, астральная (или психическая) оболочки и оболочка блаженства). ― Прим. ред.
[3] «Рубайят» Омара Хайяма (The Rubaiyat of Omar Khayyam), катрен 45, 1-е издание. В «Комментариях на “Рубайят” Омара Хайяма» (Nevada City, CA: Crystal Clarity, Publishers, 1994) Парамханса Йогананда писал в связи с этим катреном:
«Когда люди только приступают к поискам истины, то нередко эти поиски носят лишь интеллектуальный характер. Они гордятся утончённостью своих рассуждений, не замечая, насколько их теории похожи на пузыри, разгоняемые ветром и не способные долго удерживаться вместе поверхностным натяжением их необоснованных убеждений.
Каждая горячо отстаиваемая теория расходится с остальными; каждая шумно зазывает покупателей к своему ларьку, расхваливая свою неповторимость и оригинальность. Сначала это увлекательная игра, пока эго увлечённо и страстно гоняется то за одним пузырём, то за другим. В конце концов, однако, в уме не остаётся ничего, кроме духовных сомнений и смущения».
[4] манас (в авторском тексте «mon») (санскр. mánas, от корня man — знать; думать, считать, полагать; рассматривать) — в индийской философии обозначение психической способности координации и синтезирования деятельности моторных и сенсорных органов (индрий); манас также отвечает за то, чтобы чувственные данные поступали к субъекту познания в определенной последовательности и чтобы психомоторые желания последнего без промедления передавались соответствующим «исполняющим органам». Манас часто выступает как ядро психической индивидуальности, определяющий специфический способ познания и действия личности. Распространенный перевод mánas как «ума» (англ. mind) может ввести в заблуждение, поскольку санскритский термин обозначает не активную познавательную способность (как «ум» в европейской традиции), а бессознательный инструмент, деятельность которого направляется сознательной душой. [«Философская энциклопедия»] — Прим. ред.
[5] продолговатый мозг, или медулла облонгата (лат. medulla oblongata), или луковица головного мозга (лат. bulbus cerebri) — задний отдел головного мозга, непосредственное продолжение спинного мозга. Происходит из ромбовидного мозга и входит в ствол головного мозга. Регулирует такие основные процессы жизнедеятельности, как дыхание и кровообращение, поэтому в случае повреждения продолговатого мозга мгновенно наступает смерть. — Прим. ред.